Данте
Алигьери (итал. Dante Alighieri) (1265 - 13/14 сентября
1321) - итальянский поэт. Создатель «Комедии» (позднее
получившей эпитет «Божественной», введенный Бокаччо), в
которой был дан синтез позднесредневековой культуры.
Данте Алигьери был человек строго религиозный и не пережил тех
острых нравственных и умственных колебаний, отражение
которых видели в Convivio; тем не менее за Convivio остается
среднее в хронологическом смысле место в развитии
дантовского сознания, между Vita Nuova и Божественной
Комедией. Связью и объектом развития является Беатриче, в
одно и то же время и чувство, и идея, и воспоминание, и
принцип, объединившиеся в одном образе. В числе юношеских
стихотворений Данте Алигьери есть один хорошенький сонет к
его другу, Гвидо Кавальканти, выражение реального, игривого
чувства, далекого от всякой трансцендентности. Беатриче
названа уменьшительным от своего имени: Биче. Она, очевидно,
замужем, ибо с титулом монна (= мадонна) рядом с нею
упоминаются и две другие красавицы, которыми увлекались и
которых воспевали друзья поэта, Гвидо Кавальканти и Лапо
Джиянни: «хотел бы я, чтобы каким-нибудь волшебством мы
очутились, ты, и Лапо, и я, на корабле, который шел бы по
всякому ветру, куда бы мы ни пожелали, не страшась ни бури,
ни непогоды, и в нас постоянно росло бы желание быть вместе.
Хотел бы я, чтобы добрый волшебник посадил с нами и монну
Ванну (Джиованну), и монну Биче (Беатриче), и ту, которая
стоит у нас под номером тридцатым, и мы бы вечно беседовали
о любви, и они были бы довольны, а как, полагаю, довольны
были бы мы!»
Но Данте Алигьери был способен к другому, более выспреннему
чувству. Когда он выходил из игривого тона и вдумывался в
голос своего сердца, любовь казалась ему чем-то священным,
таинственным, в чем плотские мотивы улетучивались до желания
лицезреть Беатриче, до жажды одного ее привета, до
блаженства петь ей хвалы. Чувство настраивалось до
крайностей одухотворения, увлекая за собою и образ милой:
она уже не в обществе веселых поэтов; постепенно
одухотворяемая, она становится призраком, «молодой сестрой
ангелов»; это божий ангел, говорили о ней, когда она шла,
венчанная скромностью; ее ждут на небе. «Ангел вещает в
божественном провидении: Господи, свет не надивится деяниям
души, сияние которой проникает в самое небо; и оно, ни в чем
не знающее недостатка, кроме недостатка в ней, просит ее у
Господа, все святые молят о том его милость, одно лишь
Милосердие защищает нашу (людскую) долю». Господь, ведающий,
что говорит о мадонне (Беатриче), отвечает так: «Милые мои,
подождите спокойно, пусть ваша надежда пребывает пока, по
моей воле, там, где кто-то страшится ее утратить, кто скажет
грешникам в аду: я видел надежду блаженных». Это - отрывок
одной канцоны из «Vita Nuova» (§ XIX), еще не предвещающий
Божественной Комедии, но уже родственный ей по настроению,
по идеализации Беатриче.
Когда она умерла, Данте Алигьери
был неутешен: она так долго питала его чувство, так
сроднилась с его лучшими сторонами. Он припоминает историю
своей недолговечной любви; ее последние идеалистические
моменты, на которые смерть наложила свою печать, невольно
заглушают остальные: в выборе лирических пьес, навеянных в
разное время любовью к Беатриче и дающих канву Обновленной
жизни, есть безотчетная преднамеренность; все
реально-игривое устранено, как напр. сонет о добром
волшебнике; это не шло к общему тону воспоминаний.
«Обновленная жизнь» состоит из нескольких сонетов и канцон,
перемежающихся коротким рассказом, как биографическою нитью.
В этой биографии нет казовых фактов; зато каждое ощущение,
каждая встреча с Беатриче, ее улыбка, отказ в привете - все
получает серьезное значение, над которым поэт задумывается,
как над совершившейся над ним тайной; и не над ним одним,
ибо Беатриче - вообще любовь, высокая, поднимающая. После
первых весенних свиданий нить действительности начинает
теряться в мире чаяний и ожиданий, таинственных соответствий
чисел три и девять и вещих видений, настроенных любовно и
печально, как бы в тревожном сознании, что всему этому быть
недолго. Мысли о смерти, пришедшие ему во время болезни,
невольно переносят его к Беатриче; он закрыл глаза и
начинается бред: ему видятся женщины, они идут с
распущенными волосами и говорят: и ты также умрешь! Страшные
образы шепчут: ты умер. Бред усиливается, уже Данте Алигьери
не сознает, где он: новые видения: женщины идут, убитые
горем и плачут; солнце померкло и показались звезды,
бледные, тусклые: они тоже проливают слезы; птицы падают
мертвыми на лету, земля дрожит, кто-то проходит мимо и
говорит: неужели ты ничего не знаешь? твоя милая покинула
этот свет.
Данте Алигьери плачет, ему представляется сонм
ангелов, они несутся к небу со словами: «Осанна в вышних»;
перед ними светлое облачко. И в то же время сердце
подсказывает ему: твоя милая в самом деле скончалась. И ему
кажется, что он идет поглядеть на нее; женщины покрывают ее
белым покрывалом; ее лицо спокойно, точно говорит: я
сподобилась созерцать источник мира (§ XXIII). Однажды Данте
Алигьери принялся за канцону, в которой хотел изобразить
благотворное на него влияние Беатриче. Принялся и, вероятно,
не кончил, по крайней мере он сообщает из нее лишь отрывок
(§ XXVIII): в это время ему принесли весть о смерти Беатриче,
и следующий параграф «Обновленной жизни» начинается словами
Иеремии (Плач I): «как одиноко стоит город некогда
многолюдный! Он стал, как вдова; великий между народами,
князь над областями, стал данником». В его аффекте утрата
Беатриче кажется ему общественной; он оповещает о ней
именитых людей Флоренции и также начинает словами Иеремии (§
XXXI). В годовщину ее смерти он сидит и рисует на дощечке:
выходит фигура ангела (§ XXXV).
Прошел еще год: Данте
тоскует, но вместе с тем ищет утешения в серьезной работе
мысли, вчитывается с трудом в Боэциево «Об утешении
философии», слышит впервые, что Цицерон писал о том же в
своем рассуждении «О дружбе» (Convivio II, 13). Его горе
настолько улеглось, что, когда одна молодая красивая дама
взглянула на него с участьем, соболезнуя ему, в нем
проснулось какое-то новое, неясное чувство, полное
компромиссов, со старым, еще не забытым. Он начинает уверять
себя, что в той красавице пребывает та же любовь, которая
заставляет его лить слезы. Всякий раз, когда она встречалась
с ним, она глядела на него так же, бледнея, как бы под
влиянием любви; это напоминало ему Беатриче: ведь она была
такая же бледная. Он чувствует, что начинает заглядываться
на незнакомку и что, тогда как прежде ее сострадание
вызывало в нем слезы, теперь он не плачет. И он
спохватывается, корит себя за неверность сердца; ему больно
и совестно. Беатриче явилась ему во сне, одетая так же, как
в тот первый раз, когда он увидел ее еще девочкой.
Это была
пора года, когда паломники толпами проходили через
Флоренцию, направляясь в Рим на поклонение нерукотворному
образу. Данте вернулся к старой любви со всей страстностью
мистического аффекта; он обращается к паломникам: они идут
задумавшись, может быть о том, что покинули дома на родине;
по их виду можно заключить, что они издалека. И должно быть
- издалека: идут по незнаемому городу и не плачут, точно не
ведают причины общего горя. «Если вы остановитесь и
послушаете меня, то удалитесь в слезах; так подсказывает мне
тоскующее сердце, Флоренция утратила свою Беатриче, и то,
что может о ней сказать человек, всякого заставит заплакать»
(§XLI). И «Обновленная жизнь» кончается обещанием поэта
самому себе не говорить более о ней, блаженной, пока он не в
состоянии будет сделать это достойным ее образом. «Для этого
я тружусь, насколько могу, - про то она знает; и если
Господь продлит мне жизнь, я надеюсь сказать о ней, чего еще
не было сказано ни об одной женщине, а затем да сподобит
меня Бог увидеть ту, преславную, которая ныне созерцает лик
Благословенного от века». «Пир» Так высоко поднятым, чистым
явилось у Данте его чувство к Беатриче в заключительных
мелодиях «Обновленной жизни», что как будто приготовляет
определение любви в его «Пире»: «это - духовное единение
души с любимым предметом (III, 2); любовь разумная,
свойственная только человеку (в отличие от других сродных
аффектов); это - стремление к истине и добродетели» (III,
3). Не все посвящены были в это сокровенное понимание: для
большинства Д. был просто амурным поэтом, одевшим в
мистические краски обыкновенную земную страсть с ее
восторгами и падениями; он же оказался неверным даме своего
сердца, его могут упрекнуть в непостоянстве (III, 1), и этот
упрек он ощущал, как тяжелый укор, как позор (I, 1). Ему
хотелось бы забыть мимолетную неверность сердца,
восстановить для себя и для других внутреннюю цельность - и
он вносит поправку в автобиографию, убеждая себя, что
неверность была только кажущаяся, перерыва не было; что та
сострадательная красавица, которая видимо нарушала его
чувство, в сущности питала его: она не кто иная, как
«прекраснейшая и целомудренная дщерь Владыки мира, та,
которую Пифагор назвал Философией» (II, 16).
Философские
занятия Д. как раз совпали с периодом его скорби о Беатриче:
он жил в мире отвлечений и выражавших их аллегорических
образов; недаром сострадательная красавица вызывает в нем
вопрос - не в ней ли та любовь, которая заставляет его
страдать о Беатриче. Эта складка мыслей объясняет
бессознательный процесс, которым преобразилась реальная
биография Обновленной жизни: мадонна Философии приготовляла
пути, возвращала к видимо забытой Беатриче.
